sideBar

Окулич (Косарева) Альбина Евгеньевна

1926 г
ст. Имяньпо, Манчжурия
1926-1949
Модягоу Гоголевская ул.
nophoto.jpg

 

Я родилась в Имяньпо, куда моя мама приехала к бабушке, рожать меня.

Имяньпо была курортной станцией. Жили мы в Харбине, но каждое лето ездили к бабушкам (мать отца тоже жила в Имяньпо).

Мои оба дедушки были поляки, а бабушки (обе) были немки. Все дворяне. Но разговоров о дворянстве никогда не было. Но было много разговоров о женитьбе старшего сына бабушки Окулич, Володи, на княгине Кекуатовой. Княгиня была подругой бабушки. Она часто бывала в доме бабушки, где музицировала с Володей. Затем она съездила в Париж и «омолодилась». Бабушка была в шоке. Дружба прекратилась. «Молодые» уехали в Шанхай…

У бабушки Окулич было 9 детей (3 мальчика и 6 девочек). Их я застала живыми и со всеми (кроме Володи) общалась. А вообще у бабушки было 20 детей, но 11 детей умерло.

У бабушки Зенкович было 6 детей (3 мальчика и 3 девочки).

Мои дедушки приехали в Маньчжурию в 1901-1903 гг. на строительство КВжд. Шло большое строительство: прокладывалась дорога до городов Дальний, Порт Артур и в сторону России до станции Отпор. Вдоль Дороги были станции. Сразу строились солидные дома для русских и китайцев. Все железнодорожники жили очень хорошо.

Жили мои бабушки в своих больших домах на берегу реки Май-Хэ. У обеих были фруктовые сады.

У бабушки Окулич во дворе стоял флигель (больше ничего не помню) и был сторожевой пес Бобка.

Мои бабушка и дедушка Зенковичи жили в Имяньпо во втором доме на берегу реки Май-Хэ. Первый дом, удивительно комфортабельный (с купальней), принадлежал Барщевскому (бывший губернатор какой-то губернии). Дом бабушки Зенкович был большой, с большой верандой, которая была увита черным виноградом. За домом был большой хозяйственный двор. Под одной крышей была летняя кухня, курятник и сарай. Во дворе возвышалась «горка» с дверью и ступеньками вниз. Внутри были полочки и лед… Это был холодильник! Каждую зиму китайцы привозили глыбы льда. Я только раз спускалась в холодильник… Дикий холод! Лед не таял.

Во дворе бегали куры и собачки, которых подбирала мама с детства. Как-то раз дед зашел во двор и увидел «кучу» собак… Был возмущен и всех их выгнал, а мама (тогда еще девочка) ушла вместе с собаками. И сидела с ними допоздна. Сказала, что без них домой не вернется. Пришлось деду «сдаться». А мама так всю жизнь собирала собак, пристраивая их. Папа, когда еще ухаживал за мамой, тоже помогал собирать бедных собак… Когда же женился, то сказал: «Долго я был дураком, больше собирать не буду»! Дело чуть не дошло до развода!

В Имяньпо, рядом с домом бабушки Окулич, жил обрусевший нелюдимый немец Ремберг, у которого был прекрасный дом и очень большой фруктовый сад. И было много собак (видно, он их тоже собирал), для которых он всегда покупал продукты. Ремберг был не молод. У бабушки Окулич жил сторожевой пес. Когда однажды бабушка уехала к кому-то, и пес остался без хозяйки, мама каждый день ходила кормить Бобку с другого края станции, где мы тогда жили и где работал мой отец. И Ремберг все это видел. И предложил маме ухаживать за его собаками, когда он умрет. Обещал сделать на нее завещание! Мама отказалась.

У нас всегда в доме была собака.

У бабушки Зенкович одна здоровая курица (породы Плимутрок) ходила нестись в кухню к бабушке, там у нее был спецнасест. Интересно «шагала» по ступенькам лестницы в кухню… И как-то раз нагадила в кухне. Бабушка поскользнулась и сломала ногу. Это был 1932 год.

И случилось наводнение!

Июль 1932 год, станция Имяньпо, река Май-Хэ. Моя мама со мной и тетя с маленьким сыном приехали на лето отдохнуть к бабушке Зенкович. Погода была жаркая и дождливая. Май-Хэ волновалась, вода прибывала. Мы все всегда перед сном ходили купаться на реку. Я часто играла на берегу с мальчиком (Колей Санжаровским), который приходил в гости (мы брали у них молоко). Мы с ним нередко «выкапывали пещеры». Однажды выкопали в рост человека (теперь я вспоминаю это с ужасом - ведь нас могло просто засыпать!). В тот день река сильно прибывала, и течение было сильное. Но маму с тетей это не остановило, и они купались, а я на берегу строила песочные домики, которые вода тут же смывала… Ночью было душно, хотя накрапывал дождь, и я с мамой легла спать в тамбуре. Проснувшись утром, зашла в комнату и увидела, что дед стоит, не двигаясь, и смотрит в окно. Подошла, глянула…, а вокруг вода!!?? Наводнение! Бабушка - в кровати с ногой в гипсе (недавно же сломала ногу)… Тетя растерялась и стала варить кашу сыну… Ее с сыном и со мной отправили в сторону вокзала в молочный магазин «Лакта». Идем по воде… Уровень воды - 20-30 см. Сын тети в коляске… Коляска перевернулась, сын выпал, а тетя старается вытащить коляску… Я брата подняла, посадили его в коляску и пошли дальше. Дошли! Не знаю, куда потом попали тетя с братом, а меня посадили на чердак, где были уже дети. Взрослые столпились на веранде в доме напротив. Вдруг крик, шум… Вода прорвала окно в подвал и с шумом туда хлынула! За нами детьми приехала телега. Всех посадили и сказали, чтобы сидели тихо, чтобы не пугали лошадь. Лошадь спокойно брела в воде по колено. Приехали на вокзал. И опять всех наверх на второй этаж. Мы там играли в мячик, и я уронила его в окно. А мальчик стал меня толкать к окну, говоря: «Прыгай за мячом». Это было потрясение! Позже была где-то на суше и бабушка рядом. А маму так и не видела… По ее рассказам она все смотрела, где вода заливает. Ходила с подругой по шпалам, а шпалы вода подняла, чуть не утонула…

У другой бабушки (Окулич) был очень большой дом на берегу реки. Его подмыло, и часть дома обрушилась. Потом дом отремонтировали, и он долго еще прослужил. Во дворе у бабушки был флигель деревянный. Он просто уплыл. Позже мама с папой нашли разбитый флигель, и нашли кое-что из посуды. Были погибшие. Кто-то пытался поднять пианино на чердак, но потолок не выдержал и вместе с людьми рухнул вниз.

Наводнение унесло и дом Барщевского... Дед стоял рядом с Барщевским и смотрел... Дом стал медленно уходить под воду... Дед рассказывал, что «Барщевский стоял в позе Наполеона, и лицо было спокойным». А добра в доме было много. И рояль также...

Позже нас увезли в Харбин. И бабушку также забрали с нами. Харбин тоже был в воде, но не весь.

После наводнения отец часто бывал безработным, как и многие другие. С работы в КВжд его уволили, так как он не хотел брать советское подданство. Перед Рождеством отец где-то работал, а мама торговала дорогими духами. В канун Рождества меня почему-то не пускали в большую комнату. А мне очень хотелось узнать, почему? Проснувшись рано, зашла в комнату. А там стоит красавица елка с игрушками!!! Я была потрясена! И эта елка осталась в памяти на всю жизнь. Остались в памяти и радостные лица моих молодых родителей.

Тогда же я заболела корью. Мама специально отводила меня к соседке (за стеной), у которой болела дочь. Считалось, что надо переболеть в детском возрасте. Девочка-соседка лежала за стеной. Мы продолбили дырочку и с ней переговаривались.

Позже отец устроился к домовладельцу Кольмец. Он был там за «все»: был кочегаром в большом 2-х этажном доме, дворником, отводил дочь хозяина в школу и встречал из школы, причем нес ее портфель. Он лечил дикую козочку, которая обычно гуляла в саду (в сад заскочили собаки, которые жили в другом дворе и покусали козочку). Был подрядчиком и построил два дома на территории хозяина, а также маленький домик с канами (китайская система отопления помещения) для хозяина дровяного склада – китайца, который арендовал землю у Кольмец. Кроме склада во дворе стоял большой самовар с громким свистком на весь квартал. Услышав свист, народ быстро приходил с чайником за кипятком. Вода в чайнике стоила одну копейку. Хозяин склада был очень благодарен отцу и на каждый Новый Год приносил в дар фазанов, даже когда мы переехали на другую квартиру.

Жена у Кольмец была очень важная. Одно время у нее работала кухаркой моя тетя, так как время было тяжелое – безработица, и муж у тети не имел работы. Однажды у Кольмец было много гостей, и она кого-то послала за мамой, чтобы она помогла. Но мама, конечно, не пошла. В другой раз мадам Кольмец была возмущена, увидев на маме платье такого же фасона, что и нее. Устроила скандал портнихе. Та была расстроена, ей не хотелось терять заказчицу. Позже (был слух) Кольмец разорился.

В 1935 году СССР продала КВжд японцам. Почти все служащие железной дороги уехали в СССР. Каждой семье давали вагон и подъемные. Советские граждане скупали все.

И, вот, наконец, отец устроился (по конкурсу) помощником машиниста на КВжд. Он хорошо знал китайский и японский языки. Но конкурс был не по знанию языков. Помогла «смекалка». Мы переехали от Кольмец на Раздельную улицу №4. Наш дом был последний, (почему-то не №2?). Перед домом проходило шоссе, за ним было поле, за полем - японский аэродром.

Меня отдали в 6–ю поселковую школу, где директором был замечательный учитель Матросов Петр Алексеевич. Перед поступлением в школу родители со мной занимались. Отец - арифметикой, а мама - русским языком. Когда в школе стали определять, в какой класс, то по арифметике я «проходила» в 3–й класс, а по русскому языку - в первый. И хотя мама имела педагогическое образование для младших классов, она мало со мной занималась, считая, что гулять полезнее. Приняли меня во второй класс. Мне было 8 лет. Первая отметка по русскому была 3 с минусом (предупреждение, что следующая будет 2).

На нашей улице было полно детей. Главный был Вука. Он устраивал спортивные состязания, игры. С нами играли китайцы - три брата, дети дворника. Те-ле, Те-шо, Те-ми (Телешка, Тешошка, Темишка) и Сяо-цзырка. Последний говорил на «ломанном» русском языке - «бумага ломал». Такой хороший был китайчонок! Кажется, я его обижала… Во дворе всегда что-то придумывали: как-то раз одели мне на голову тыкву с вырезанными глазами и ртом, а внутри полой тыквы была свечка. Было уже темно. Накинула что-то на плечи и стала пугать малышей, изображая привидение, и махала руками под простыней. Все веселились. В этом дворе жила семья Илларионовых, у которых были две маленькие девочки: Оля и Наташа. Обе они с ревом побежали домой, а оттуда выскочил их огромный папа и помчался за мной. Я бежала быстрее ветра. Не догнал! С тех пор я стала заниматься спортом: бегать и прыгать. Принимала участие во всех школьных олимпиадах. На поле (перед домом) часто приходили ребята играть в футбол. Я часто принимала участие в играх, чаще стояла на воротах. Однажды дедушка увидел, как я пнула мяч ногой. Дед был потрясен: «дворянская внучка пинает мяч ногой!!!». Вот тогда я впервые узнала о своем дворянском происхождении.

Дом у нас был «не ахти», за высоким забором. Окна «выходили» на шоссе. В доме было четыре подъезда. И почти в каждом жили по две семьи. Только мы занимали всю квартиру. Рядом жила Шестакова К. И. с дочерью и сыном. Дальше жила семья Галкиных, учительница (Фаринская). В торце жила портниха Попкова с сыном Виктором (в советское время был капитаном футбольной команды «Красная звезда»). С ним я играла в баскет-болл во дворе и в «чехарду». В большом 3-х этажном доме (напротив, через дорогу) в полуподвале жили три мои подруги. В одной квартире жили две женщины с дочерями (Аня Иванова и Люба Мельникова), без мужей. Обе матери работали прислугами. Мама Ани работала у богатых хозяев, которым нравилась Аня (она была очень хорошенькой) и они ее одевали. За стеной жила Оля Сумарокова. Папа ее был полковник, а мама открывала, кажется, царские балы. Папа долгое время был без работы, давал уроки. Однажды его устроили швейцаром в магазин «Чурин». Работал один день… Не мог! Он «ударился» в благотворительность. Тогда было много благотворительных организаций. Наверное, и сам что-то имел. Он гордо ходил в шинели. На втором этаже жила семья Хитрова (Хитрово?). Жили богато, имели прислугу. Были сын и две дочери. С одной я была дружна и очень любила слушать, как она играет на пианино. Одно время вместе ходили в гимназию. Она была старше меня на три года. Позже у нее оказался туберкулез, и она стала «прожигать» свою жизнь… Раз в ресторане, видно выпив, с подругой, взявшись за руки, они с балкона прыгнули вниз в зал. Ира попала на посетителя, а подруга - на стол и получила увечье. Как-то катаясь на яхте, решила покончить с жизнью и прыгнула в воду, но не утонула, так как в этом месте у реки Сунгари была песчаная коса.

Вышеначальная школа (двухгодичная) была одна в городе и в ней учились все ученики после начальной школы. Была она на Пристани. Было шесть классов по 30 учеников. Я училась в классе «Е». Наш класс был «тупиковым» в конце длинного коридора. Запомнились преподаватели японского языка: первый - был художник. И, вместо занятий, он рисовал на доске мелом все, что его просили… (на «страже» всегда кто-то стоял). Рисовал Бетти Бук, Мики Мауса и др. Второй - был певец. Голос был очень приятный. Запомнились не уроки, а спортивные занятия. Учителем был известный спортсмен Анфиногенов. У нас были бесконечные соревнования с китайскими и японскими школами. Обычно мы выигрывали. Призами обычно были полотенца. И у нас дома было их очень много. После окончания вышеначальной школы поступила в 7-й класс в гимназию Бюро на Телинской улице. И опять вспоминается учитель – японец Асанума-сан. Он проводил бесконечные оборонные мероприятия. «Разбил» всех на разные группы: медработники, пожарники, связисты и др. Ученицы были очень шумными и он нас «воспитывал»: заставлял сидеть тихо с закрытыми глазами… Кто шевелился или открывал глаза, в того летели кусочки мела… В Нору Ованесову полетела тряпка… Нора собрала свои вещи, громко с нами попрощалась: «Больше не приду». Добившись тишины, Асанума-сан пригласил директора посмотреть, чего он добился. Перед уроками у нас всегда была молитва, потом пели все три гимна: русский, японский и китайский. Потом, наклон головы в сторону Аматерасу (Япония) и минута молчания. Я стояла рядом с Аллой Новиковой, мы что-то потихоньку (беззвучно) смеялись… Вдруг голос: «Полминуты прошло!». Это было неслыханное оскорбление чувств японцев! Нас оставили стоять, пока не будет найден тот, кто эти слова сказал. Стоим час, другой, третий… Девочки стали падать в обморок. Конечно, у директора были большие неприятности. Уроков не было, занимались рукоделием, веселились - нет уроков! Вдруг учительница сказала мне, что я «достаточно уже повеселилась»! Во время «минуты молчания» в строю Алла Новикова сказала, что не будет наклонять голову. У нее были сережки и ее, очевидно, увидели, а я стояла рядом. Я возмутилась. Для меня это могло плохо кончиться. Учительница замолчала. Вообще-то я была не очень прилежной, учение давалось легко, занималась спортом, а на уроках у некоторых учителей веселила класс. Как-то на уроке преподавателя (по прозвищу «Лапша») веселила тех, кто сидел рядом, они смеялись и «Лапша» удалил их из класса, а я смеялась до слез. Он подошел ко мне, увидел, что слезы бегут. «Меня обижают». Класс просто лег на парты, а он так ничего и не понял. Нехорошие мы были! Не любили японский язык, и на его уроках стоял шум от карандашей, которые мы катали ногами под партами по полу. Кто-то положил дохлую мышь в ящик стола учительницы. Учительница (не любили ее) за журналом в ящик стола - «Ах…», и в обморок. Мышь быстро выбросили и побежали в учительскую…

В 1939 году умер отец. Маме пришлось идти работать. Взяли ее на работу на КВжд из-за отца. Он был на хорошем счету у японцев. Просто так устроится на КВжд было нельзя.

Меня решили отдать в конвент Урсулинок. Стали готовить «приданное»: одежду и постельное белье. Готовили и к конфирмации (миропомазанию). Совершается миропомазание над детьми 7-12 лет. Готовил меня ксендз Эйсмонт. Он был «семейным» священником Зенкович. Маму венчал, меня крестил. Позже приходил в гимназию ХСМЛ, где я училась, преподавать мне Закон Божий (в этот час у православных учеников занятия вел православный священник). Не помню, сколько католиков тогда было. Знаю, что занимался тогда и Котик Зданский. Ксендз Эйсмонт приезжал и в Имяньпо к родственникам деда. Отец дедушки был вторично женат и все его внуки по линии второго брака были для меня тетями и дядями. Один дядя Ян был моложе меня на 10 лет. Мой дедушка (Зенкович) был очень набожным человеком. Без молитвы за стол не садились… Бабушка была лютеранкой. Когда дедушка с бабушкой жили в Харбине, то дедушка приучил бабушку ходить в костел, хотя кирха была через дорогу от костела. У бабушки был очень хороший голос. Она мечтала о сцене, но ей не разрешили петь «на подмостках». В костеле всегда играет орган и бабушке очень нравилось его слушать. Помню, что к бабушке приходил Барщевский со скрипкой… Он играл, а бабушка пела… Конфирмация - католический обряд, первое причастие. Я была одета во все белое: платье, туфли. Как невеста! Мне очень нравилось!

В это время в Шанхае жил мамин брат, мой дядя Стасик, который к этому времени разбогател. В это время китайцам не разрешалось иметь свой бизнес. Они брали в компаньоны русского, и все оформлялось на его фамилию. Так дядя стал компаньоном квартирной компании. К нему уже уехала мамина сестра – тетя Соня, «узнать обстановку». «Обстановка» была положительной, и мама решила тоже поехать в Шанхай. Ксендз Эйсмонт дал маме письмо для Шанхайского ксендза, чтобы тот взял меня под свое покровительство. И мы поехали. Дорога на поезде была через город Дайрен (позже Дальний и Далян). В Дайрене я покаталась верхом на осле на площади перед «Ямато-отелем». Потом сели на какой-то «…мару». На пароходе меня укачало. В Шанхае нас встретили и погрузили все вещи в какой-то фургон. Я была наверху фургона среди вещей. Поездка была как в сказке - фургон мчался быстрее ветра (в Харбине так не ездили), обгонял всех. Красочные рекламы мелькали. Вскоре наш фургон остановили - шофер оказался пьян. Первое время мы жили в каком-то «закутке». У жены дяди Стасика, тети Тони, была большая комната с большим ковром, а на полу везде красочные подушки. Тетя Тоня без конца вышивала шерстяными нитками (хобби). Недалеко от дома был кино-театр «Думер» и в нем шли советские фильмы???! Я семь раз ходила смотреть фильм «Трактористы». Очень нравился артист Крючков. Позже сняли однокомнатную квартиру на улице Де-Ля-Тур. Я стала ходить на курсы английского и французского языка. Встретила соученицу Наташу Зотову. Появились подружки, а также знакомые - офицеры из «Русского полка». Один из них, Гена Коляденко, водил меня в кино и в парки. Есть общее фото. Фото разрезано (боялась показать маме), но сохранилось. Позже, в России хотела найти Гену, но… Еще ходила в кино с Юрой Никулинским (тоже из «Русского полка»). Позже была дружна с его сестрой Лялей, уже в Харбине.

В 1941 году мама вышла замуж, и мы переехали в Харбин. Отчиму предложили быть директором угольных копей ТЯОХЭ. Я поступила в институт ХСМЛ (почему-то так называли английскую школу). Преподаватели были русские. Учение было на русском. Я потеряла год, отстала от своих соучениц. Да, еще пришлось отдельно заниматься с преподавателем по математике.

В 1944 году Мама и отчим решили меня забрать из школы. «Девушке нужна специальность и замужество» - так странно, на мой взгляд, они решили. Я поступила на курсы английского языка и курсы медицинских сестер и активно занималась спортом.

На курсах сестер-милосердия было много женщин разного возраста, но были и девушки. На курсы я записалась вместе с Таней Яковлевой, которая была меня старше на два года. Но мы были дружны. На курсах, помню, были Наташа Раменская (живет сейчас в Тюмени), Нина Рутковская, рядом сидела немолодая писательница (написала антисоветскую книгу типа «Кровавая Россия» или «Россия в крови»). Преподавали врачи, но их не помню. Помню только Юру Кислицына, который недавно окончил японский медицинский институт (ХМИ). Юра преподавал хирургию. После лекций Юра провожал меня до «моего дома» - в нем в полуподвале жили мои подруги (Оля Сумарокова, Люба Мельникова и Аня Иванова). Их дом был кирпичный, трехэтажный. Моя квартира была напротив, за высоким забором. Дом был «барачного» типа на четыре квартиры. И я стеснялась своего дома перед Юрой (сын - главы БРЕМа).

Все дисциплины я сдавала на «отлично». И вот экзамен по хирургии! Беру билет... А там… «вправление прямо кишки» (или что другое, но связанное с прямой кишкой). Чуть не умерла! Не помню, как ответила. Быстро убежала. С Юрой больше не встречалась. Только в Союзе стали переписываться. И с его сестрой. (Обоих уже нет!).

Практику мы проходили в больницах доктора Голубева и в Монастырской. Сначала меня попросили посидеть с беременной женщиной (Большаковой). Когда начнутся схватки, позвать акушерку. Сидели, сидели… Начались схватки, она попросила руки… и вцепилась в меня «мертвой хваткой». Хорошо, что пришла акушерка, «отцепила» меня, переведя руки беременной на спинку кровати… Роды были тяжелые: появилась головка, а тельце «застряло». Наложили щипцы на голову, тянули и вытянули… Голова у ребеночка была вытянутой. Мать была в ужасе, но ее успокоили - «со временем все будет хорошо!». Через 11-12 лет я встретила Большакову у Овчинкиных в Кургане. Действительно, с головой было все в порядке.

Потом была операция. Мужчина отморозил ноги, боялись гангрены. И ноги решили отрезать. Была операция и мне дали держать ногу. И ногу «просто» отпилили! Кому-то из практиканток стало плохо, упала в обморок, а я спрашивала «кому нужна нога на холодец»? Я часто в те годы неудачно шутила. В другие дни были другие операции, после них я маме не разрешала поднимать тяжелые вещи.

Пошли с Таней на практику в Монастырскую больницу. Больница была бесплатная. Находилась больница на окраине города среди деревьев. Рядом был мужской монастырь. Вокруг было тихо… И была она недалеко от наших домов в Модягоу. Коллектив был небольшой и очень доброжелательный. Обслуживали больницу два врача: Сажин и Чистяков. «Залетели» в больницу практикантки «стайкой». Активно помогали ставить градусники, разносить еду и не очень активно ставить судно. Однажды один больной перепил кофе (суррогат). Ему по очереди кофе все приносили. И у него началась рвота… Все стажерки враз кинулись в туалет. Потом доктор Сажин нас всех отругал.

В отдельной маленькой палате лежал Вася Ханжин. Похоже, у него был туберкулез. Привезли его из Асано. Кажется его отец (известный белый генерал) договорился с доктором Сажиным. Вася был очень талантлив: хорошо рисовал и был еще и скульптором. Сделал бюст своего отца. Он попросил меня позировать ему, но я отказалась. Стеснялась! Потом Сажин меня упрекнул, что я думаю о себе. А Васе нужно было бы отвлечься. А то лежит и лежит! Вася был атеист, но Таня Яковлева все же уговорила его поговорить со священником.

Позже я спустилась в тифозное отделение. Тут была особая обстановка: тишина и стоны. Кормить больных было нельзя, только давать пить. Вот и ходила я между кроватями и подносила «чайничек» с водой то одному, то другому больному, повернув голову на бок.

Старшей была медицинская сестра, которая участвовала во время войны с японцами в 1905 году. У нее на голове была большая косынка с красным крестом. В СМИ в 1945 году было опубликовано, что ее благодарило военное руководство за ее работу в войне 1905 года.

В Монастырской больнице был очень добрый и отзывчивый коллектив. И, когда умирал больной, за которым долго ухаживали, то все плакали.

Я недолго работала в больнице, так как мама была против. Ушла перед самым концом войны. Но добрая память осталась на всю жизнь. Вот и запомнилась милая девочка Маргарита Таут, которая приходила с отцом навещать свою лежащую мать. Все очень любили эту милую женщину. И весь коллектив смотрел на эти посещения со слезами. Мама была тяжело больна.

В Монастырской больнице работала медсестрой Зина Гончарук. В Кургане она подошла ко мне. Она помнила меня и Таню, хотя прошло более 50 лет! К сожалению, я ее не помнила. Но мы с ней подружились и хотели написать воспоминания о больнице, но не успели, так как Зина покинула нас.

Я много училась на разных курсах. Кроме курсов английского языка в ХСМЛ и курсов медицинских сестер я окончила курсы машинописи и стенографии, бухгалтерские курсы, курсы парикмахеров.

В 1946 году я пошла на курсы для поступления при Харбинском политехническом институте. Одновременно поступила на работу в Управление КЧжд топливным диспетчером. Сутки - работа, двое - отдых. Кроме того, меня отпускали на лекции в дни работы.

В 1947 году поступила в Харбинский политехнический институт на строительный факультет.

В конце 1949 году Народная Армия Мао-цзе-Дуна прогнала Чжан-Кай-Ши от границы города Дальнего. До этого Дорога была перекрыта, и не было железнодорожной связи с городом. Народ в Дальний ездил через Корею по морю.

Город Дальний (Дайрен, Далян) был чудо-город. Японцы за 40 лет город обустроили, озеленили, заасфальтировали... Был двухэтажный вокзал. Машины заезжали сразу на второй этаж. Дома имели небольшие садики. В некоторых садиках был пруд для рыбок. Японцы уехали... Осталось много пустых домов, которые были учтены новой советской властью. Когда принимали на работу, то сразу предоставляли отличные квартиры с водопроводом, канализацией и мусоропроводом и мебелью. Но, главным было получение талонов на продукты и одежду за год из Союза. Полагалось 4 отреза отличной материи и прочие вещи (майки, кальсоны и другое), предметы домашнего обихода. Было несколько ОРСовских магазинов, где по талону можно было это купить. Купить можно было все на свою зарплату. А зарплата была 3-х категорий: первая, вторая и третья в зависимости от занимаемой должности. За квартиру и коммунальные услуги (по-моему) не платили. Так советская власть показывала миру, как живут советские люди! Кое-кто из Харбина успел уехать в Дальний до того, как чжанкайшисты разрушили железную дорогу.

В Дальнем не хватало работников с образованием. Рабочих китайских рук было много. Некоторые советские организации после разрешения властей ездили набирать людей в Харбин через Корею по морю. Вот и советско-китайская больница приехала набирать медицинский персонал... У меня было свидетельство об окончании медицинских курсов. И меня с мамой включили в список. Должны были поехать через несколько дней. А тут неожиданно был сформирован состав в город Дальний... А у нас все готово к отъезду: продано все громоздкое и ненужное, вещи собраны… Вот я быстренько перетащила вещи в вагон уходящего поезда, забрала документы из ХПИ, зарплату не стала ждать и в вагон… Мама стояла и грустно смотрела (так казалось) на меня в вагоне. Мелькнула мысль, а вдруг никогда не увидимся. И мы поехали...

В Дальнем вышла замуж за Косарева В. В. Работала в «Дальэнэрго» старшим техником на строительстве санатория. И в это же время училась в вечернем строительном техникуме. 19 апреля 1954 года успешно закончила его.

Активно занималась спортом, участвовала в разных олимпиадах. Участвовала во всекитайской Олимпиаде в Мукдене. Это был отбор спортсменов на олимпиаду в Хельсинки в 1952 г. Русские спортсмены заняли тогда много первых мест, но на олимпиаду не поехали. В 1951 году в Дальнем Администрация Спорткомитета СССР устроила спортивные состязания. Я заняла тогда все первые места по легкой атлетике (бег на 60 м., бег на 100 м., прыжки в длину, прыжки в высоту, копье, граната). Представитель спорткомитета предложил поехать в Союз, но одной, без мамы. Я отказалась.

С 1952 по 1954 год работала преподавателем русского языка в Дальнинском Политехническом Институте.

В 1954 г. приехала в СССР. В совхозе не работала. Добиваясь разрешения уехать с целины, «дошла» до председателя Облисполкома тов. Сизова. Он разрешил переехать в Курган и пообещал квартиру. В Кургане сразу поступила в Уральский политехнический институт (вечерний филиал) на строительный факультет. В 1955 году родила дочь Альбину. Год работала в парикмахерской. Был удобный график работы (с 8 до 3, или с 3 до 10) и сдельная оплата труда выше оклада инженера. С 1956 года работала проектировщиком в проектно-сметном бюро Облкомхоза. Принимала активное участие в общественной жизни организации - была председателем профсоюза Облкомхоза, активно защищала права сотрудников.

С 1964 года работала в проектном институте «Росгипромясомолпром» на должности руководителя группы инженеров. Принимала активное участие в профсоюзной жизни института. Организовывала праздничные вечера, и выезды на природу на базу отдыха института, создала художественную самодеятельность - были танцевальный кружок и вокально-инструментальный ансамбль.

С 1990 года была председателем Курганской Ассоциации «Харбин». Неоднократно были организованы торжественные встречи земляков на Пасху, Рождество, встреча Китайского Нового Года. Все земляки с удовольствием принимали активное участие в организации стола и культурной части мероприятий. Так была даже проведена игра «Поле чудес».

В 1993 году была удостоена чести восстановления в Дворянском звании.

Приехав в Союз продолжала тесно общаться с земляками и неожиданно стала «адресным бюро». За помощью помочь найти родных и друзей обращаются до сих пор. Была очень большая переписка по России и со всем «миром»: Австралия, США, Болгария, Чехия, Польша, Япония, Китай, Бразилия. К сожалению, в последнее время переписка намного сократилась.

Есть дочь и внучка.

 

У Вас недостаточно прав для отправки комментариев. Для этого нужно быть зарегистрированным на сайте.
Отправить комментарий можно также через указанные социальные сети.