Змееголов

Город Харбин расположен на берегу реки Сунгари. Название это маньчжурское и, как рассказывал нам профессор Баранов (китаевед), означает – брод, переправа. По-китайски река называется Сун-хуа-дзян и впадает в пограничный Амур, по-китайски Хэй-лун-дзян, что значит – Река Чёрного дракона. В годы моего детства и юности Сунгари была могучей, широкой и полноводной рекой с очень сильным течением, коварная и опасная. Много жертв унесли её мутные воды! Уже полметра под поверхностью – ничего не было видно, так как текла она по лёссовой почве и несла с собой массу мельчайших частиц этой плодородной почвы, которые очень быстро зaбивали капилляры лёгких тонущего и его невозможно было «откачать»! И хоть была наша Сунгари коварная, с водоворотами, а в бурю – просто страшная – харбинцы её любили! На её правом, высоком берегу – раскинулся город, а на левом – пологом и зелёном, с множеством проток, проточек и озёр – были излюбленные места отдыха харбинцев! Стоит напомнить, что летом там температура доходила до плюс сорока по Цельсию. Это был и дачный район, где харбинцы снимали на лето «дачи» у тамошних жителей. Были там известные рестораны «Миниатюр», «Стоп-Сигнал», «Дед Винодел» и другие, где было многолюдно и шумно, особенно в воскресные и праздничные дни!

Сунгари привлекала и своими рыбными богатствами! Среди русского населения города было очень много любителей рыбной ловли, а некоторые занимались рыбалкой и зимой, когда река покрывалась метровым ледяным покровом, а температура падала до минус сорока! Было много магазинчиков и просто рядов лотков, где можно было купить всё, необходимое для рыбной ловли: бамбуковые удилища – любой длины, всевозможные виды лески, поплавки, грузила, стальные дужки – когда на удочке было два крючка, жерлицы, бубенчики на конец удилища, различные садки и сетки и множество различных приманок для рыб. Вдоль последней улицы перед рекой, где была конечная трамвайная остановка, тянулись лотки со всем, что было нужно рыболову!

Из тех, кого мы знали, самыми заядлыми любителями «порыбачить» были братья Аникины! Иногда к ним присоединялся мой папа, и тогда на рыбалку забирали и меня. Особенно я любил, когда мы плыли «в ночное»!

На втором месте, и тут тоже не было никакого сомнения, была чета Львовых. Он – Пётр Григорьевич, высокий, широкоплечий и большеголовый, в очках с тонкой оправой, весёлый и компанейский, и его супруга – Вера (отчество я забыл), тоже высокая и очень «габаритная». Не знаю, кто из них был «большим рабом рыбалки», но скорее Вера! У Петра Григорьевича была своя отличительная черта: он ненавидел большевиков «чёрной ненавистью» и не скрывал этого. Была у них взрослая дочь Тата, но она жила в США, там получила высшее образование и возвращаться не собиралась.

Пётр Григорьевич был известным в городе врачом и имел обширную практику, а супруга занималась рыбалкой и домом. У Львовых было две лодки и обе – для рыбалки! (у Аникиных – вообще не было своей лодки – брали напрокат!). Одна – большая, широкая, с высокими бортами и широкой кормой, на носу тоже было сидение. Гребные четыре весла были лёгкие, с широкими, слегка загнутыми тонкими лопастями и очень легко и тихо ходили в уключинах, на корме было короткое рулевое весло и им иногда пользовались. Это была очень подъёмная плоскодонная «ладья», сделанная по заказу у китайца-мастера. Надо сказать, что китайцы самыми простыми инструментами, прямо «на песке под солнышком» создавали прекрасные, лёгкие и ходкие плоскодонные речные лодки! Хоть на её корме не было названия, но мы назвали её «Русалка», и все её так называли, включая Львовых!

Вторая лодка Львовых была полной противоположностью «Русалки». Длинная узкая индейская пирога из натянутой на деревянный каркас парусины, пропитанной каким то смолистым составом. Прямо на каркасе, на дне, занимая всю его ширину, лежала «сетка из деревянных прутьев», а на ней две слегка накаченные автокамеры – сидения для гребцов. Верх «пироги» тоже был закрыт, и открытым оставалось только продолговатое овальное «окно» с двумя камерами-сидениями для гребцов, вокруг которого, сантиметров на 10, возвышался тонкий бортик. Это был знаменитый тёмно-зелёный «Дельфинчик» – плод рыбацкой фантазии Петра Григорьевича! Лодка, на которой можно было добраться до любого озера, преодолев самые мелкие места! Мало того, поперёк места гребцов крепился металлический стержень с бензомоторчиком и с него, с правого борта, в воду опускался гребной винт! При лодке было два лёгких двухлопастных весла, как у оморочек. Как я был счастлив, когда я впервые проплыл с доктором по озеру несколько кругов на маленьком «Дельфинчике»! Но – Львовы любили хорошо и удобно поспать, и я не помню, чтобы они ездили с нами «в ночное».

Я на всю жизнь запомнил эти ночные ловли! На озере – не «глухая тишина»!... Поют лягушки, слышны крики ночных птиц, изредка покрякивают сонные утки, с озера доносятся всплески – там началась охота змееголовов! Уже в камышах крепко вбиты в дно длинные палки с жерлицей и бубенчиком на конце, и по тихой воде плавает «по кругу» живец... Затихают лягушки, замолкают птицы и становится заметно тише, только – на озере всплески.

И вдруг – громко зазвонил бубенчик, это где-то на дальней жерлице! Аникины и папа бегут туда, а я – за ними! Очень темно! – только один малый костёр горит, а луны то нет! Подбегаю – вижу, как дядя Боря, стоя по пояс в воде, подает папе огромную рыбину, которая отчаянно бьёт широким хвостом, обильно окатывая всех водой! Первый эмееголов!

Не знаю, как «по науке» называется эта рыба, но там все её так называли за её внешний вид, и было это очень меткое название. Точнее всего определил это дядя Ильюша: голова – как у большущей змеи, только зубы собачьи и глаза огромные. Длина – до метра, иногда и больше. Окраска – очень напоминает змеиную. Мясо – белое, нежное и очень вкусное! Трофеи ночной рыбалки – это десять, а иногда пятнадцать штук.

Возвращались – на рассвете. Аникины – на вёслах, папа – на корме с кормовым веслом, а я, свернувшись в комочек, спал на дне лодки. Нас встречали, «дивились улову», потом следовала раздача добычи – ведь в ту пору мы о холодильниках понятия не имели! – хозяйке нашей дачи, соседям, знакомым, а вечером – ужин, и гвоздём программы – блюда из змееголовов.

Ещё о них же: ещё до рассвета, когда только-только начинает бледнеть небо, и трава обильно смочена росой, змееголовы переползают по ней из одного озера в другое!

С озёрами у меня связаны два эпизода, «герой» одного – мой папа, а второго – я, маленький Котофей. Но – об этом позже.