Завадская Нина
- Подробности
- Опубликовано 04.05.2015 18:07
- Автор: Natasha Wilson
Это было время, когда Нина серьёзно заинтересовалась литературой, особенно поэзией. Считается, что в этом на неё оказали влияние её наставники, поэты Арсений Несмелов и Г.Г. Сатовский, младший. Она стала регулярно посещать собрания Литературного кружка К.Р., имени Августейшего поэта Константина Константиновича Романова. Кружок этот с политикой совершенно связан не был. В нём принимали участие литераторы и особенно поэты, как заслуженные, так и начинающие. Кружок собирался в Новом Городе, в доме, кажется, на Гиринской улице. На собраниях обычно читали и обсуждали стихи авторов Серебряного века, и также свои, новые, свеженаписанные. Вечер обычно кончался чтением рассказов М. Зощенко, а иногда и других юмористов. Читал их Моисеенков (Михаил Васильевич, кажется), и читал бесподобно, с чувством и неподражаемым юмором. Слушатели от души смеялись и шли домой в прекрасном настроении с ожиданием следующего удачного вечера. Как часто всё это происходило? Может быть раз в неделю, или в две. Нередко, особенно в зимние месяцы.
Нина поначалу ходила только как слушательница. Её каштановые косички были сострижены, вместо них была очень аккуратная прическа паж, с боковым пробором. Высокий Нинин лоб оставался полностью открытым, и её выразительные глаза привлекали внимание («глаза-звёздочки», как кто-то о ней вспоминал). Она была ко всему очень внимательна, хорошо и кстати одета, была и выглядела, конечно, значительно моложе других, и стала понемногу популярной посетительницей. Стало известно также, что она и сама пишет стихи, собирается их читать, и всем её ранняя лирика очень понравилась.
Потом вдруг разнеслась весть, что Нина Завадская собирается читать доклады, сначала о Брюсове, а затем о поэтах Модернистах и их предшественниках. Такая новость людей очень удивила и даже в какой-то степени позабавила: что может Нина, эта совсем начинающая поэтесса, знать? Темы - непростые. Что она найдет сказать интересного? Но она нашла. Прочитала сначала о Брюсове, со временем и о Модернистах, и удивила всех и своей эрудицией, и независимостью своих взглядов. Мнение о ней возросло немедленно, хотя, конечно, нашлись люди, которые поговаривали, что Нине кто-то очень даже помог. Может быть немного советом и помогли, но всё сказанное и написанное Нина несомненно и знала и думала полностью сама. Работала много и с увлечением, личное её мнение вырабатывалось продуманно, и выражала она его ясно и доходчиво для всех. Если ей задавали вопросы, ответ тоже всегда бывал толковым и обоснованным. Получилось, что Нина зарекомендовала себя не только как посетитель Кружка, но и как верный и даже ценный его участник. В скором времени она стала Секретарем инициативной группы Кружка, где тоже быстро оценили её трудоспособность и дисциплинированность. Доклады её, и о Брюсове, и о Модернистах включены в сборник Светлое кольцо, и читаются и теперь, безусловно, с интересом.
Инициативная группа литературно-художественного кружка.
В центре справа - секретарь кружка поэтесса Н. К. Завадская
Меня лично Нина интересовала, и нравилась она мне, но я никогда не подумывала о том, чтоб с ней подружиться. Она была меня младше на больше чем четыре года, и когда одной едва 14, а другой уже стукнуло 18, разница в возрасте чувствуется. Но мы с ней общались на собраниях Кружка, и иногда встречались у общих знакомых, и как-то, к некоторому моему удивлению, она пригласила меня в числе других к себе в гости, вечером, под Новый год. Это была не встреча года нового, вероятно, 1942-го, а скорей прощание с уходящим 1941-ым годом. Так я попала впервые к Завадским в дом, к Нине домой.
Приглашены все были вечером, но не поздно, часов в шесть, думаю. Когда мы — я и кто-то еще — пришли и позвонили, двери открыл один из гостей, и, пока мы снимали пальто, появилась Нина и с шаловливой улыбкой сказала: «Сегодня я хозяйка. Родителей нет дома. Они ушли в гости на весь вечер». Я посмотрела на хозяюшку, и, помню, подумала: «Да какая же она еще маленькая, девочка совсем...». Выглядела празднично. На ней было бархатное платье брусничного цвета с кружевными короткими рукавчиками и кружевным воротничком. Платья свои Нина рисовала сама, и её обшивала домашняя портниха. Видимо именно так Нина хотела выглядеть во время своего приема, первого без надзора взрослых. Башмачки были удобные, без каблука тогда еще. Держалась Нина деловито, точно играла во взрослую. Да так оно, вероятно, и было!
Гостей набралось человек около пятнадцати. Они усаживались в гостиной, около окон или стены, где обычно сидели пациенты доктора Завадского, ожидающие приема. Я мало кого знала, и у меня было впечатление, что гости были знакомыми, а не друзьями Нины. По возрасту, думаю, почти все были старше меня. Нина за всем приглядывала. Я забыла, было ли хоть какое-нибудь угощение, наверное... Помню только, что вскоре Нина организовала какие-то игры, шарады, фантики, хотя сама не играла. Я тоже игр не люблю, и, помню, стояла у большого окна, смотрела на улицу, на Диагональную, и думала, что хорошо бы уйти поскорей, чтоб попасть на автобус. Но, поиграв не очень долго, другие гости стали расходиться, кто куда. На новогодний вечер, может быть... Я тоже начала одеваться, чтобы уходить. Когда хотела поблагодарить Нину и с ней попрощаться, она на меня внимательно посмотрела и сказала: «Приходи еще! Заходи по дороге с работы! Приходи!»
Вот этим твердо сказанным «ПРИХОДИ!» стали обычно кончаться все наши последующие встречи. Оно звучало и как разрешение, и как поощрение, и как указание, и как просьба. Иногда мы сговаривались немного заранее, но контора, где я работала, была от них близко, кончали мы в 3 часа дня, и бывало, что я просто заходила ненадолго по дороге домой. Особенно, если надо было что-нибудь сказать, или узнать. Постепенно получилось, что Нина стала мне близким человеком.
Она была в том возрасте, когда дети, особенно девочки, растут и взрослеют, как умственно, так и духовно. Из юных отроковиц превращаются в ответственных разумных людей, и нередко в обаятельных красоток. Такое происходило и с Ниной, только с редкими по своей глубине результатами. Физически Нина тоже развивалась, конечно. Она была не высокого роста, не больше 1м 60 см в то время, но расти продолжала. За весом, и вообще за наружностью — следила. Косметика тоже вскоре немного появилась, а со временем и маникюр, лак. Как же иначе? В этом она от своих сверстниц отличалась мало. Но её знания, эрудиция и всё растущая духовная зрелость были удивительны. Она читала, и часто помнила наизусть, стихи или отрывки из произведений авторов, как русских, так и западноевропейских. Философию тоже знала очень неплохо.
Откуда я это знаю? Скажу! Как-то мы решили написать, в шутку, письмо общему приятелю холостяку, очень начитанному. Письмо — якобы от незнакомки, тоже очень интеллектуальной. Начали писать черновик, и тут Нина меня поразила. Цитировала и немного комментировала Декарта, Руссо, Канта и т.д. «Хорошо!!!!» — я сказала с восторгом... Обо всём этом сама я знала поверхностно, как ей и сказала. Посылать или дать холостяку письмо мы раздумали, но Нинина почти лекция о философии осталась у меня в памяти... Нина меня постоянно удивляла.
Несмотря на свои, не по возрасту, достижения, Нина тогда всё еще во многом оставалась юной, ребячливой. В большой квартире Завадских она по-прежнему спала в своей небольшой, проходной и без окна, комнате, недалеко от спальни родителей. Где были все её личные вещи, одежда, книги? Где она занималась, читала? Как и когда успевала так много? Не имею понятия. Будучи старше её, я чувствовала себя более взрослой, и к Нине у меня была заботливость, в чём то, как к любимому ребёнку. Но на другом уровне, совсем наоборот: Нина казалась мне старшей. Она так много знала, так многим интересовалась, и так удивительно писала, что была чем-то для меня высшим, недосягаемым, неземным даже.
Но и земной она оставалась полностью. Росла и развивалась. В ней, как бы, тогда было две личности: одна — милая юная девушка. А другая личность в ней — её дух… Любознательный, вездесущий, ставящий себя в любые ситуации, и в положение любого человека. Потому, как поэтесса, Нина могла передавать словами случаи и чувства, точно она полностью пережила их сама. Такое у талантливых людей бывает, но обычно у них уже есть хоть какой то жизненный опыт. У Нины, в её годы, такого опыта совершенно не было. Факты и описания она узнавала из книг, или от кого-то. Остальное было её личное понимание, воображение. Казалось, что она отожествлялась с тем, о чем писала. По мере того, что время шло, писала она всё лучше, и уже обычно не просто стихи, а поэмы, и не лирические, а скорее эпические, лиро-эпические.
Какие у неё были планы на будущее? Мы никогда не узнаем. Но она начала изучать древнееврейский язык. Это интересно. Помню, я попросила, она и меня успела научить немного и азбуке, и словам, выражениям некоторым. Но я просто всегда интересовалась новым, и языками, а Нина учила, чтобы прочитать Библию, в оригинале. Зачем ей такое? Подумывала ли она изложить в стихах события Библии? Благовещенье? Мать с ребёнком на ослике? Суд? Распятие? Похожие темы у неё встречаются... Мы никогда не узнаем, чего именно в своей короткой жизни Нина написать не успела.