sideBar

Канабеева Наталья Львовна

Я с удовольствием ходила в школу и любила все с ней связанное. С вечера, как меня приучила мама, готовила свою сумку. Клала в неё пенал с карандашами, ручкой и всем другим необходимым, одну или две книжки, и тетради - в кирпичики, для чистописания, и в клеточку, для цифр, для арифметики. Мы должны были аккуратно выводить всё по строчкам, вырабатывать ясный и красивый почерк. Сами тетрадки были тоже красивые, серо-голубые, с розовой промокашкой. Промокашка держалась на недлинной цветной ленточке, и была приклеена картинкой, - ангелочком, букетиком... Утром, в серо-голубой будничной форме, с черным бантиком у шеи, и пояском, меня отводили в школу. Учиться я любила. В ноябре, (или октябре), числа 20-го, был наш школьный праздник. Сначала отец Кочергин служил молебен. Мы все стояли рядами в белых парадных формах со светло-голубыми бантиками-галстучками, потом пели "Коль Славен", а затем за длинными белыми столами нас ждал завтрак. На тарелке бутерброд, что-нибудь сладкое, и яблоко. И, кажется, кружка некрепкого горячего чая. Поговаривали уже и о новом празднике, ёлке на Рождество, со спектаклем, подарками и разными удовольствиями...

Этого мне увидеть не удалось. Потому что в декабре, 19-го, в день Николая Чудотворца, я заболела скарлатиной и меня увезли в заразный барак Центральной больницы .

Мама поехала со мной и оставалась безвыходно. Скарлатина у меня была тяжелая, с рецидивом. Мама заболела тоже, и папу предупредили, что, вероятно, ни одна из нас из больницы уж больше не выйдет. Но мы вышли, - вернулись домой к концу февраля. Обе были слабые, с осложнениями, которые проходили не спеша, но живы остались. У меня, навсегда испортился слух. К счастью, со временем я стала слышать не так уж плохо.

Постепенно жизнь наша стала входить в норму. Мама начала ходить на работу, а я в школу. Чтоб лучше слышать, я сидела в первом ряду, но в программе отстала и полностью успевать за классом не могла.

Учебный год у меня пропал. Его пришлось повторить, но даже и этой весной кое в чем, принимать участие наравне с другими я могла. Так,  для ежегодного школьного вербного базара мы делали разные бумажные украшения, цветы для вербных веточек, рисовали, лепили что-то.

27.IMG 0098_r

Весна 1930 г. Вербный базар в школе Чесноковой.
Видно, что у меня волосы после скарлатины обрезаны

26.IMG 0100_r

Урок танца. Я уже большая и потому среди последних.
Последняя - Елизавета Владимировна Малиновская

Также, к концу года мне дали маленькую роль в спектакле, который  был просто блестящим. В хорошем зале Господа Польска ставили "Четыре времени года". Шились специальные костюмы, делались добавочные аксессуары. бутафория всякая. Я была одним из трех маленьких эльфов, которые должны были выбежать на сцену и в красивые длинные трубы прокричать, возвестить о приближении очень эффектной "Весны" и всей её свиты. Но в последний момент, "На сцену!!", трубы нам в руки дать забыли, и мы изо всех сил в пустые кулачки вопили свои строки: "Весна идёт! Весна идёт! Мы золотой весны гонцы" и т.д. Зрители о трубах не знали, и промаха не заметили, но всё же - нам было досадно. Этот спектакль был действительно красочный и богатый. В будущем всё стало скромней, меньше. Общая ситуация в городе менялась, переставала быть прежней, и это конечно отражалось на всём.

IMG 0131_r

Спектакль "Четыре времени года" 

25.IMG 0060 r

В таком костюме маркизы мы танцевали вчетвером менуэт

Шел год 1930, а в тридцатые годы в Манчжурии, в Харбине, происходило многое. Трения между властями китайскими и советскими всё росли, и наконец, вылились в открытый конфликт. Подробностей я не знала раньше, и говорить о них и теперь не буду. Скажу только, что на КВЖД папа работу потерял, был уволен. А с этим, конечно, кончилась и казённая квартира, и заработок, может быть небольшой, и уверенность в завтрашнем дне, даже если и хрупкая. Кончилась и связь с КВЖД, дорогой, которая, построена была русскими. Надо было снова начинать какую-то новую жизнь.